В Томске – глубокий тыл. Война здесь не гремела канонадой, не плевалась бомбами. Она растекалась по городу эшелонами эвакуированных, стуча костылями раненых в госпиталях, опутывала мраком и холодом. Не было топлива, не было света в домах, с перебоями работал водопровод. Жгли заборы, тротуары, привозили хворост на велосипедах и в детских колясках. Готовили на таганках, подкладывая лучинки и палочки.

Самой голодной и трудной для университета и университетских сотрудников была зима 1941-42 года. Отощавшие профессора и доценты бродили по окрестным деревням, обменивая барахлишко, игрушки и книжки на драгоценную картошку. Счастливчики фотолюбители, у которых уцелел запас реактивов и пластинок (пленочных фотоаппаратов тогда еще не было), промышляли как бродячие фотографы с оплатой натурой. В катастрофических случаях ректорат подбрасывал спасительный спирт – этот универсальный продукт обмена.
Потом наступила огородная страда. Физики и математики, вооружившись лопатами и топорами, поднимали целину за первым переездом. При этом сплошь и рядом приходилось извлекать «корни n-ой степени из березы», дабы избавиться от особенностей какого-нибудь старого пня, нарушавшего непрерывность и гладкость огородной функции. На страницах газет ученые выступали с консультациями о проращивании картофеля, о посадке помидоров и уходе за капустой. Ботаники пропагандировали использование дикорастущих растений: как сделать кофе из корней лопуха и рисовую кашу из луковиц кандыка. Геологи объясняли технологию обработки целины. Наиболее умелые и предприимчивые от экспериментов в растениеводстве рисковали перейти к более или менее удачным экспериментам в области животноводства.
Кроме индивидуальных хозяйств, были и колхозы. Так, оптики организовали колхоз имени Столетова, объединивший две профессорские семьи. Сельскохозяйственные опыты физиков и математиков, оказавшихся «не в своей тарелке», частенько приводили к комичным ситуациям. Особенно «старались» университетские лошади. Это роскошное средство передвижения грузов вручалось время от времени представителям ученой братии на предмет «мелких» транспортировок. Разумеется, по принципу самообслуживания. Так, вместе с ордером на капусту, которую надлежало вывезти с загородного участка Ботсада, колхоз им. Столетова получил бразды правления некоего капризного существа конской породы, конструктивно увязанного в одно целое с телегой. Руководительницы колхоза (обе в профессорском звании) бодро уселись на неживую часть агрегата и поползли к цели со скоростью, не требующей применения специальной теории относительности.
В районе вокзала одухотворенная компонента транспортного средства сумела отделиться от механической. Как известно, искусство запрягать лошадей не входит в программы физических факультетов. Поэтому одна из героинь эпопеи оказалась вынуждена бездействовать, в то время как другая, призвав на помощь воспоминания детства, соображала, в какую деталь лошадиного скелета надо упираться ногой для ликвидации аварии. В этот момент из проходившей колонны выбежал солдат и подбежал к терпящим бедствие физикам. Он мигом осуществил необходимые практические операции, сопроводив их краткими и выразительными теоретическими комментариями. А напоследок спросил: «Вы из какого колхоза, бабоньки?» «Мы из университета, профессора», - ответили ему незадачливые коневодители.
Эффектно начатая поездка продолжилась в том же стиле. Пути лошадиной психики неисповедимы. Кто знает, зачем ей (лошади) понадобилось потянуть груженую телегу напрямик через поле, когда нормальная дорога вела в объезд. Телега, разумеется, застряла, лошадь рванула, хомут лопнул… Одолжить хомут ботсадовцы отказались категорически: «Ваши университетские лошади чесоточные. Дадим вам хомут, а потом и наши лошади болеть будут». Санитарные нормы – святыня. Пришлось столетовцам дозваниваться до ректората, кричать «SOS», и «загорать» возле аварийного агрегата до прибытия спасательной команды в лице университетского конюха, которая благополучно доставила профессоров, капусту, лошадь и порванный хомут по месту назначения...